(у автора дислексия)
Поездка в Царицыно: репортаж с надрывом
2 июня гимназисты посетили парк-заповедник «Царицыно». В тот день я был среди тех, кому удалось на время покинуть границы гимназии. Казалось бы, ощущение свободы должно было неизбежно осчастливить каждого из нас. Как я ни старался, как ни убеждал себя в том, что свобода настала, я не мог ощутить ее. Как будто это уже что-то совсем незнакомое, оставшееся не совсем далеко в прошлом.
Все началось с выхода из гимназии. Мы пересекли угрожающе низкий забор, мы были уже за его пределами, «на свободе». Я видел улыбки своих товарищей, они пытались поверить в это: поверить в то, что они обрели свободу.
Мы шли до станции метро, и в это время я все пытался понять, почему я не чувствую столь желанной свободы, которую так уверенно предвкушал за день до поездки.
В метро мне очень понравились потолки и изображения на стенах (я увидел портрет Карла Маркса, а точнее его голову, Арташес не удержался от того, чтобы сфотографировать это).
Мы шли до станции метро, и в это время я все пытался понять, почему я не чувствую столь желанной свободы, которую так уверенно предвкушал за день до поездки.
В метро мне очень понравились потолки и изображения на стенах (я увидел портрет Карла Маркса, а точнее его голову, Арташес не удержался от того, чтобы сфотографировать это).
«А ведь метро – это тоже своего рода границы, - подумал я, - сначала будешь искать свою станцию, эту точку, такую ничтожную в огромном количестве других точек, проложишь свой маршрут, уже точно не сойдешь с него. А у вагона есть стены, он имеет форму параллелепипеда, за пределы этих стен никак не выйдешь, пока не раскроются двери – иллюзия свободы».
Когда мы приехали на нужную станцию и вышли на свет, я постарался вдохнуть как можно больше воздуха, я думал, это поможет мне чувствовать себя свободным.
Мы с группой подошли ко входу в парк: какого было мое разочарование, когда я вспомнил, что у любого парка есть ограждение. Я вошел со всеми в это прекрасное место и сделал вид уже смирившегося и много лет отсидевшего заключенного.
Мы с группой подошли ко входу в парк: какого было мое разочарование, когда я вспомнил, что у любого парка есть ограждение. Я вошел со всеми в это прекрасное место и сделал вид уже смирившегося и много лет отсидевшего заключенного.
«Так вот в чем дело! Мы вовсе не покинули границ гимназии...»
Итак, я насчитал уже две формы границ, которые существуют в жизни каждого человека, с которыми мы столкнулись на так называемой свободе.
Кроме внезапно нашедшей на меня меланхолии, я обращал внимание и на красоту парка: природа в тот день была как никогда жива, яркий солнечный свет сопутствовал ее гармонии; я очень ждал момента, когда смогу увидеть знаменитый дворец в Царицыно, построенный по приказу самой Екатерины II.
Мое терпение едва выдерживало: стоило нам сделать десять шагов, как Иван Сергеевич с Егором Николаевичем останавливали группу и давали историческую справку о различных элементах этой большой композиции, которые попадались нам на пути. Я видел всеобщую заинтересованность, но мне было не до истории. Поймите мое изумление, когда я посмотрел на нашу группу, расположившуюся в форме круга, при том, что я находился внутри этой окружности. «Так вот в чем дело! Мы вовсе не покинули границ гимназии! И как я сразу не понял, дело не в том, где мы, а в том, кто рядом с нами!» Третьим и самым главным проявлением границ стало мое участие в группе.
Кроме внезапно нашедшей на меня меланхолии, я обращал внимание и на красоту парка: природа в тот день была как никогда жива, яркий солнечный свет сопутствовал ее гармонии; я очень ждал момента, когда смогу увидеть знаменитый дворец в Царицыно, построенный по приказу самой Екатерины II.
Мое терпение едва выдерживало: стоило нам сделать десять шагов, как Иван Сергеевич с Егором Николаевичем останавливали группу и давали историческую справку о различных элементах этой большой композиции, которые попадались нам на пути. Я видел всеобщую заинтересованность, но мне было не до истории. Поймите мое изумление, когда я посмотрел на нашу группу, расположившуюся в форме круга, при том, что я находился внутри этой окружности. «Так вот в чем дело! Мы вовсе не покинули границ гимназии! И как я сразу не понял, дело не в том, где мы, а в том, кто рядом с нами!» Третьим и самым главным проявлением границ стало мое участие в группе.
Но меня не хватило надолго, ведь уже через 20 минут я слушал монологи наших сопровождающих касательно масонской символики в начальных постройках дворца. Егор Николаевич сказал очень важную фразу, которая мне хорошо запомнилась: «Это не тот дворец, который своей величиной подавляет человека, напротив – он создан так, чтобы сливаться с природным ландшафтом и как бы оптимизировать его».
И действительно, как красиво и уместно смотрелись эти мосты, церкви, маленькие застройки с неизвестным мне назначением. Они так четко вписывались в структуру холмов и тропинок, деревьев и маленьких водоемов. Они не нарушали гармонию вечной природы
И вот мы подошли ко дворцу. Мне действительно трудно описать свой восторг, когда я его увидел. Невероятная работа с декоративными элементами, приятный цвет, удивительная структура – это просто нужно увидеть самому. Да, этот дворец не был так величественен, как, например, Екатерининский в Царском селе: тут совсем другое. Дворец в Царицыно принимал меня, зазывал, манил в свои широкие объятия.
Минут 15 мы наслаждались красотой замка, примерно столько же фотографировались. Затем мы отправились в небольшой лес, находящийся как раз на территории парка. Надо сказать, что я еще не посещал таких мест, где благородная и возвышенная архитектура так родственно и дружелюбно сливалась с природой, местами даже дикой.
И действительно, как красиво и уместно смотрелись эти мосты, церкви, маленькие застройки с неизвестным мне назначением. Они так четко вписывались в структуру холмов и тропинок, деревьев и маленьких водоемов. Они не нарушали гармонию вечной природы
И вот мы подошли ко дворцу. Мне действительно трудно описать свой восторг, когда я его увидел. Невероятная работа с декоративными элементами, приятный цвет, удивительная структура – это просто нужно увидеть самому. Да, этот дворец не был так величественен, как, например, Екатерининский в Царском селе: тут совсем другое. Дворец в Царицыно принимал меня, зазывал, манил в свои широкие объятия.
Минут 15 мы наслаждались красотой замка, примерно столько же фотографировались. Затем мы отправились в небольшой лес, находящийся как раз на территории парка. Надо сказать, что я еще не посещал таких мест, где благородная и возвышенная архитектура так родственно и дружелюбно сливалась с природой, местами даже дикой.
Мы увидели обломок крепости, смотря на него, говорили о романтизме, о Байорне… А я думал о границах. Ведь эти руины являют собой разрушенные границы, это ведь неслучайно оказалось здесь, на моем пути разочарования! Неужели это надежда?..
“
Но я не хотел тогда получать надежду: я хотел страдать, исключительно и в абсолютной степени, без надежд и намеков на них.
Надрыв
Я слышал, как Ваня спорит о чем-то с Екатериной Сергеевной, мне было неинтересно, но мне очень понравилось одно слово, которое они часто произносили в своем диалоге – «надрыв». Согласитесь, это слово звучит очень заманчиво, прямо-таки аппетитно. «Надрыв»… Ну кто не хотел бы хоть раз в жизни испытать надрыв. В моей ситуации очень удобно было прийти к заключению, что надрыв я испытывал именно там, в Царицыно
Мы вышли из леса: перед нами с высоты пригорка открылся невероятный пейзаж, как будто с картины Нестерова – этот пейзаж имел нотки некоей незавершенности, так и хотелось охватить его полностью, дополнить, завершить, изведать сполна. «Вот, не было бы сейчас этой группы, этих преподавателей, этих детей (я с особым презрением произнес слово «дети»), я бы бросился бегом вниз, в это бесконечное пространство. Сколько в этом России! Как же я люблю Россию! Это место – отражение воли, свободы, а я никак не могу слиться с ним, сбежать…»
Только я подумал о том, чтобы побежать вниз, я увидел, как это делают Коля, Арташес, Ваня и Полина. Они бежали такие счастливые, они как раз чувствовали свободу.
Только я подумал о том, чтобы побежать вниз, я увидел, как это делают Коля, Арташес, Ваня и Полина. Они бежали такие счастливые, они как раз чувствовали свободу.
«Глупые!»- заключил я, а затем сам побежал вниз, больше всего боясь упасть. Я бежал, я был на одной волне с ветром, наедине с природой, но все равно не мог почувствовать вожделенную свободу.
Как счастливы были все ребята из моей группы, неужели никто из них даже не задумался об этих границах? А может, они во мне, эти границы… Может, я сам себе не позволяю в полной мере насладиться сегодняшней поездкой только из-за этих ни с чего вдруг появившихся границ?!
Мне хотелось разделить с кем-нибудь эти мысли. Единственным, кто попался под руку, был Арташес.
Разумеется, он все гиперболизировал и опошлил:
Как счастливы были все ребята из моей группы, неужели никто из них даже не задумался об этих границах? А может, они во мне, эти границы… Может, я сам себе не позволяю в полной мере насладиться сегодняшней поездкой только из-за этих ни с чего вдруг появившихся границ?!
Мне хотелось разделить с кем-нибудь эти мысли. Единственным, кто попался под руку, был Арташес.
Разумеется, он все гиперболизировал и опошлил:
Давай посмотрим шире...
Глубже.
Ну да, глубже. Я хотел сказать: что, если самые сильные границы – это наши убеждения, и чем сильнее разочарование в них, тем серьезнее осознание своей беспомощности и ограниченности.
...
Я не хотел продолжать с ним это обсуждение. Он еще ребенок, и ему нравится это.
Я до вечера думал о границах и искал способ их уничтожить, но перед сном понял, что я никогда так не ограничивал себя, как сегодня: я не позволил себе насладиться красотой Царицыно в полной мере, я не пообщался ни с кем из товарищей, не послушал интересную историческую информацию… Я понял, что настоящим ограничением себя были мысли об этом ограничении.
Я до вечера думал о границах и искал способ их уничтожить, но перед сном понял, что я никогда так не ограничивал себя, как сегодня: я не позволил себе насладиться красотой Царицыно в полной мере, я не пообщался ни с кем из товарищей, не послушал интересную историческую информацию… Я понял, что настоящим ограничением себя были мысли об этом ограничении.
Я не хотел продолжать с ним это обсуждение. Он еще ребенок, и ему нравится это.
Я до вечера думал о границах и искал способ их уничтожить, но перед сном понял, что я никогда так не ограничивал себя, как сегодня: я не позволил себе насладиться красотой Царицыно в полной мере, я не пообщался ни с кем из товарищей, не послушал интересную историческую информацию… Я понял, что настоящим ограничением себя были мысли об этом ограничении.
Я до вечера думал о границах и искал способ их уничтожить, но перед сном понял, что я никогда так не ограничивал себя, как сегодня: я не позволил себе насладиться красотой Царицыно в полной мере, я не пообщался ни с кем из товарищей, не послушал интересную историческую информацию… Я понял, что настоящим ограничением себя были мысли об этом ограничении.
